Посланник князя тьмы [Повести. Русские хроники в одном лице] - Генрих Гацура

А народ целую неделю ни о чем не знал, купался, загорал. Погода стояла солнечная, Николаев сам с Ольгой почти все это время провел на пляже. Семь дней умножить на двадцать четыре часа, получается сто шестьдесят восемь. Если верить специалистам и учебникам по гражданской обороне, то каждые семь часов радиоактивность зараженной области падает в два раза, значит, за это время, она могла снизиться раз в сто или больше. Девчонки из лаборатории, как только услышали по радио о катастрофе, успели сделать несколько замеров радиоактивности почвы, пока кэгэбешники не изъяли и не заменили на всех предприятиях и в институтах города счетчики Гейгера аппаратурой, не реагирующей даже на радиоактивные эталоны. Так вот, в некоторых местах она превышала почти в двести раз норму! И это почти в восьми сотнях километрах от аварии. Интересно, что показали бы счетчики, например, 28 апреля?

Да, сколько людей загублено. Дело даже не в том, сколько сотен тысяч умрет в первые десять лет после Чернобыля, страшны последствия тех изменений, что наступают на генетическом уровне и будут передаваться из поколения в поколение. Сколько миллионов родителей так никогда и не узнают, что за уродства детей они должны благодарить не своих, живших распущенной половой жизнью бабушек, и дедушек, а одного негодяя и труса, пытавшегося, даже ценой жизни чужих, еще не родившихся ребятишек, удержаться у кормила власти.

Если, конечно, у этих людей будут дети. У Ольги их больше не будет…

«Вот сволочь!» — выругался Николаев, споткнувшись о груду булыжников на тротуаре. Задумавшись, он чуть не свалился в вырытую поперек тротуара канаву.

Несколько стоявших на троллейбусной остановке человек удивленно на него посмотрели. Спокойным прибалтам была чужда подобная манера выражения своих чувств на людях. Смущенно улыбнувшись и что-то пробормотав под нос, Сергей перешел на другую сторону улицы.

— Эй, здесь есть кто? — звук на удивление быстро заглох между рядами полок, уставленных старинными книгами.

Тишина, только слегка задребезжали стекла от проехавшего по соседней улице трамвая.

— Есть здесь кто-нибудь живой? — еще раз, но погромче, позвал Николаев.

— Ви зачем кричите?

Сергей только сейчас заметил между полок сухонького седого еврея со сползшими на нос очками и толстой книжкой в руке. Следователь сделал несколько шагов ему навстречу и слегка поморщился: от старичка почему-то пахло серой.

— Извините, я хочу возвратить в библиотеку книгу.

— Да? А кто скажет мне, когда ви ее успели взять?

— Я не брал у вас эту книгу.

— То-то я смотрю, что ваша личность мне не знакома. Сейчас это большая редкость, когда кто-либо не брал, да еще возвращает. Или я чего не понимаю?

— Я случайно приобрел книгу возле букинистического магазина. В ней была печать центральной библиотеки.

— Как это была? Ви ее вывели или залили чернилами, а может, просто вирвали лист?

— Да нет, вы меня неправильно поняли, печать цела. Внизу мне сказали, что книга из отдела редких изданий и мне нужно обратиться к Францу Иосифовичу. Правильно я попал?

— О да, ви попали в самую серединку, даже более того. — Старичок взял протянутую Сергеем книгу и открыл. — Ну вот, он и нашелся. Это чрезвычайно редкий экземпляр. Врзможно, зная истинную стоимость сего гримуара, ви и не подумали бы идти в библиотеку. Бедный Александр Модестович, он уже собирался давать объявление в газету. Большое спасибо, молодой человек, что нашли в этом суетном мире время зайти к нам.

— Не за что. Вы не сказали бы, как называется эта книга?

— Кто теперь об этом может знать?

— А почему у нее нет титульного листа?

— У этой книги нет не только титульного листа. История очень старая, но ви заслужили, чтоб я ее рассказал.

Давайте пройдемте туда и присядем. Я уже не в том возрасте, когда мог часами бродить по этому бесконечному лабиринту.

Они прошли между рядами полок с книгами и очутились в небольшом закутке, в котором стояли стол и два стула. Небольшое полутемное окно выходило во двор-колодец.

Старик положил книги на стол, показал Сергею на стул и сел сам.

— Ви знаете, эта история произошла очень давно, тогда читатели еще не воровали книг из библиотек и не умели выводить хлоркой и перекисью водорода печати. До того как я пришел сюда, здесь работал старичок-библиотекарь, которому лет было намного больше, чем мне, хотя, кажется, куда уж больше. Так вот, этот старичок как-то незаметно для других заболел. Характер его болезни заключался в том, что перед тем как отдать книгу читателю, он выдирал из нее первые и последние страницы. Старичок был тихий, и вначале никто не замечал его странной болезни, но скоро посыпались жалобы от читателей. Когда библиотекаря забрали, куда следует, и спросили, зачем он это делает, тот сказал, что все книги — суть одна книга, и поэтому нет и не может быть у них начала и конца. И ви знаете, — старый еврей блеснул хитрыми глазками, — я начинаю подумывать, что он был прав. Помните, как у Блуа? «Мы всего лишь строки, слова и буквы магической книги, и эта вечно пишущаяся книга — единственное, что есть в мире, вернее, она и есть мир».

— По-моему, у Борхеса тоже было что-то об этом. Как вы к нему относитесь? — поинтересовался Николаев.

— Отношусь? — склонив на левое плечо голову, переспросил старичок. — Странный вопрос. Возможно, ви хотели узнать, нравятся ли мне его книги? Так я скажу — да...

— Знаете, Борхес мне недавно помог найти ответ на один очень сложный вопрос.

— О молодой человек, я скажу более того. У Борхеса ви можете найти не только ответы, но и такое количество вопросов, что ответить на них не сможете в течение всей жизни…

— Ну что? — спросил Сергей, вешая на стоявшую в углу кабинета вешалку плащ.

Соков оторвался от бумаг.

— Эксперты говорят, что Борхес и вторая книга из одного места. Пыль на верхнем обрезе идентична и для приклеивания на корешки этикеток с номерами использовался один клей. Отпечатки пальцев на страницах книг тоже принадлежат одному человеку — заведующей магазином гражданке Розенберг.

— Спасибо девчонкам, хорошо поработали. — Николаев принюхался. — Чего это от тебя женскими духами несет?

— А чем еще от меня должно нести, ведь я предпочитаю спать с женщинами, а не с мужчинами.

— Ну-ну, по-твоему, если от человека пахнет мужской туалетной водой, значит он гомик? С такими рассуждениями ты далеко пойдешь. Да, кстати, кто тут недавно в ресторане плакался, что теперь не взглянет больше ни на одну женщину?

— Когда это было, в пятницу? Время лечит.

— Не знаю насчет времени, — сказал Сергей, выкладывая бумаги из сейфа на стол, — а тебя, бабник, только могила исправит.

— Что за царапина у тебя на щеке? — спросил Соков.

— Так, бандитская пуля, — улыбнулся Сергей и рассказал о визите к заведующей магазином «Меха» и о кирпиче.

— Да, — покрутил головой Володя, — мне здорово повезло.

— Не понял, почему тебе? — удивился Николаев.

— Потому что у меня после нашего похода в «ночник» до завтрашней получки остался трояк, а в случае твоей героической гибели его бы изъяли на венок и оставили кое-кого без обеда, без ужина и без завтрака.

— Володька, я чуть коньки не отбросил, а ты все шутишь.

— Ладно, — Соков похлопал Сергея по плечу, — не плачь. У меня анекдот есть неплохой на эту тему, абстрактный.

— Пошел бы ты куда-нибудь подальше со своими анекдотами, — открывая сейф, сказал Николаев.

— Да ты послушай. Ползут два кирпича по крыше, один другому и говорит: «Слышь, Федя, дождь прошел, крыша скользкая, упасть можно». «Ничего, — отвечает другой, — лишь бы человек попался хороший». Ну как?

— Ничего смешного не вижу, — пробурчал Сергей, раскладывая папки с делами на столе.

— Ах так? Тогда слушай, что я думаю насчет твоего кирпича. Все было очень просто. Печник взял стопку кирпича и понес в квартиру, где он клал печь. Один кирпич, когда мастер открывал дверь, случайно свалился и чуть не попал тебе по «котелку». Дверь наверху хлопнула, закрываясь за печником, который даже не обратил внимания на упавший кирпич. Вот и все.

— Что ж, возможно, ты и прав. Случаем, не знаешь, к чему снятся зеркала?

— Зеркала? — переспросил Володя, садясь на краешек стола. — Тут существует несколько версий. Первая — к фальшивым друзьям. Вторая — к свиданию. И третья, которой придерживается моя бабушка, что они снятся к перемене.

— Перемене чего? Мнения или места работы?

— Неизвестно, — развел руками Соков. — Моя бабуся ничего не говорила об этом.

— Что ж, и на этом спасибо. Возможно, зеркала мне приснились к перемене места свидания с фальшивыми друзьями. И, возможно… — Телефонный звонок не дал закончить Николаеву свою мысль.